E ainda mais Mandelstam

Я наравне с  другими
Хочу тебе служить,
От ревности сухими
Губами ворожить.
Не утоляет  слово
Мне пересохших уст,
И без тебя мне  снова
Дремучий воздух пуст. 
Я больше не ревную,
Но я тебя хочу,
И сам себя несу я
Как жертву палачу.
Тебя не назову я
Ни радость, ни любовь;
На дикую, чужую
Мне подменили  кровь. 
Еще одно мгновенье,
И я скажу  тебе:
Не радость, а  мученье
Я нахожу в тебе.
И, словно преступленье,
Меня к тебе влечет
Искусанный, в  смятеньи,
Вишневый нежный рот. 
Вернись ко мне  скорее:
Мне страшно  без тебя,
Я никогда сильнее
Не чувствувал тебя,
И всё, чего хочу я, 
Я вижу наяву.
Я больше не ревную,
Но я тебя зову. 
1920


 

* * * 

Sou como todos os outros,

Quero só  poder servir-te.

Tenho o lábio tenso, enxuto,

Que já  não fala, só queima,

De ciúme, ainda teima

Que sem você  só existe

O ar oco, denso e triste. 

Ciúmes, eu já não sinto,

Sinto é  um desejo imenso,

Verto-me o pescoço à corda

E enfrento meu algoz.

E assim não te chamo de alento,

Nem de amor, nem de alegria,

Pois meu sangue se associa

A um outro mais voraz. 

Quero um instante ainda,

Tenho uma coisa a dizer:

Que o que trazes é tormento,  

Não é  gáudio ou prazer.

A violação benfazeja

Me encaminha ao delito,

Faz com que me atire a ti,

Sobre os lábios de cereja

Em desarranjo mordidos.                  

Volta a mim assim que possas,

Porque sem ti dói-me o corpo,

E sentir-te tanto endossa

A inépcia e o desconforto

De não saber não sentir-te.

Mas sei claro e sem engano:

Ciúmes, não tenho mais,

Mas te quero a chama, e chamo.              1920




 

Американка

Американка в  двадцать лет
Должна добраться  до Египта,
Забыв “Титаника” совет,
Что спит на дне  мрачнее крипта. 
В Америке гудки  поют,
И красных небоскребов  трубы
Холодным тучам  отдают
Свои прокопченные губы. 
И в Лувре  океана дочь
Стоит, прекрасная как тополь;
Чтоб мрамор сахарный толочь,
Влезает белкой на Акрополь. 
Не понимая  ничего,
Читает “Фауста” в вагоне
И сожалеет, отчего
Людовик больше не на троне. 
1913




 

A americana 

Toda americana até os vinte anos

Deveria viajar até o Egito,

E esquecendo que o aviso do Titanic

Jaz, à  cripta escura, escondido. 

Na América, as buzinas cantam ,

Há chaminés de arranha-céus vermelhos,

Que às nuvens geladas - qual espelho -

De volta, de seus lábios apertados, lançam.    

No Louvre, a filha do oceano,

Linda, pára como um álamo,

Mói do mármore o açúcar

Como esquilo, na Acrópole o suga.         

Não compreendendo nada,

Lê o “Fausto” no vagão

E lamenta, transtornada,

Ludovico destronado da nação.
 

1913